Щучинский район знакомства

Я ходил по комнате, равномерно потряхивал тебя и едва не выл от сознания своей бесполезности. Теперь я уже знал, что женщина зажигает свет не когда придется, а для двенадцатичасового кормления. Для меня же в ту кромешную ночь этот притушенный свет настольной лампы показался грянувшим с небес солнечным сиянием, щучинский район знакомства. Положил тебя, орущего, в кроватку, сбежал вниз, пересек темный двор и, взлетев на третий этаж, нажал на кнопку звонка. Тащите его сюда, спокойно проговорила она, у меня молока немного, но вашей пигалице хватит. Я вернулся, схватил тебя, багрового от крика, завернул в одеяло, пересек темный двор и взбежал на третий этаж.

Женщина уже стояла в дверях, в той же сорочке, даже халата не набросила. Ты жадно схватил сосок, захлебнулся, закашлялся, напрягая тонкую цыплячью шейку. И я, наконец, сглотнул слюну и погладил колени потными ладонями. Ничего, хмыкнула она, разглядывая тебя, недели через две будете гораздо спокойнее переносить его плач. Она кормила тебя с закрытыми глазами, чуть раскачиваясь и придавливая большим пальцем грудь над твоим носом.

И это было красиво, трепетно и свято, как на полотнах старика Рембрандта. Наконец ты выпустил сосок, смешно выпятив при этом крошечную нижнюю губу.

Да, согласился я, лет через шестнадцать обеспечить ему счастье будет гораздо сложнее. А как вы догадались про меня, вдруг спросила она, что я кормящая? Мы скоро съедем, добавила она, это подруга пустила пожить на три месяца, пока в отъезде. А вообще мы с нею, женщина кивнула в сторону коляски, комнаты снимаем. Знаете что, предложила она, оставьте-ка своего парня у меня до утра, ведь часов в шесть он опять жрать потребует. Действительно, лучше тебе было остаться до утра под теплым боком женщины, близ кормежки. Я вернулся домой, сел за письменный стол и собрался ждать утра.

Свет в окне напротив погас, а я никак не мог заставить себя лечь и заснуть. Я ходил по комнате, мимо твоей пустой кроватки, и не мог очухаться от всего, что на меня вдруг свалилось. Сильный, здоровый мужик топтался вокруг пустой кроватки часа полтора и наконец не выдержал. Я спустился, пересек темный двор, взбежал на третий этаж и снова позвонил в ее дверь. На этот раз она долго не открывала, и я клял себя последними словами, но продолжал нажимать на кнопку звонка.

Я понимаю вас, сказала она, нисколько не раздражаясь Посидите, я нацежу молока в бутылочку, покормите дома, из соски. Чужой ребенок, я водворил тебя на твое законное место в моем доме и вздохнул с облегчением. Ты спал, выражение маленького лица по-прежнему оставалось директорским, но не сердитым, а важно-умиротворенным. Я наклонился и долго разглядывал выпуклый лоб, закрытые веки. Потом легонько притронулся указательным пальцем к носу кукольному, блестящему. И вдруг уголок твоего рта дернулся и съехал вбок в насмешливой улыбке. Какие ангелы снились тебе в эту первую беспокойную ночь в нашем доме, щучинский район знакомства. И вот тогда я сильно пожалел, что ты не мой сын, потому что ты мне нравился.

Впрочем, мало ли чужих симпатяг-детей с пухлыми щечками и кнопками-носами встречается нам в жизни? Тот всегда ко мне хорошо относился, наверное, предчувствовал, что впереди у нас немало статей в соавторстве. Ты, Георгий, главное, не волнуйся, сказал он, а то молоко пропадет. И так мы довольно мирно жили до обеда, пока не нагрянула детская патронажная сестра, суматошная и шумная. Из ванной ринулась в твою комнату, ни на секунду не умолкая Водичкой поите? Ребеночка мы госпитализируем, там его антибиотиками поколют. Вы только в руки себя возьмите, мужчина, что-то лица на вас нет. Сейчас малыша еще доктор наш посмотрит и быстренько выпишет направление, щучинский район знакомства. Она вынеслась из квартиры, а я запеленал тебя, сел возле кроватки и стал на тебя смотреть. Участковая наша врачиха, к счастью, оказалась не такой энергичной особой. Но как мать троих детей и бабка пятерых внуков, очень советую вам воспротивиться и оставить его при себе. Выпишу антибиотики, наша медсестра будет приходить к вам на уколы четыре раза в день. Все они, как сговорившись, пытались внушить мне, что я имею к тебе самое непосредственное отношение.

Потом наступили совсем плохие дни, мужик, когда твое маленькое тельце превратилось в сплошную воспаленную рану. И я держал тебя распеленутым, чтобы прикосновения воздуха хоть немного облегчали твои страдания. И ты не кричал уже, а стонал, как взрослый, и я думал, что сойду с ума от этих стонов.